"SCALA NATURAE&quot

Когда во второй половине XIX века теория эволюции, сформулированная Чарльзом Дарвином, окончательно взяла верх в биологических науках и нашла живейший отклик также и в других науках, не исключая социальных, комментаторы старых авторов охотно доискивались в их высказываниях эволюционного содержания. Благодаря этому число предшественников Дарвина несоразмерно возросло, как среди древних биологов, так и философов. Поэтому в публикациях, изданных в пятидесятилетие опубликования "Происхождение видов", то есть в 1909 г. среди предшественников Дарвина можно встретить много фамилий, которые по существу оказались там без достаточного к тому основания. Лишь столетний юбилей дарвинизма, который был отмечен несколько лет тому назад, способствовал основательной ревизии старых взглядов.

Жорж

Рис. 1. Жорж Кювье (1799-1832); по J. Nusbaum.

Современные исследователи стали на единственно правильную позицию комментирования старых авторов так, как их труды могли читать, понимать и комментировать их современники, жившие в XVII или XVIII веке и находившиеся под могущественным влиянием взглядов и идей, которые в те времена были общепризнанны и приняты. Ярким примером ошибочного объяснения не только высказываний отдельных авторов, а также и идей, широко господствовавших в естественных науках, а особенно — в биологии, является эволюционное понимание концепции непрерывности цепи созданий или лестницы живых существ.

Понятие цепи созданий природы (Scala Naturae) по существу происходит уже от Аристотеля, который вообще никогда не высказывал эволюционных мыслей, в противоположность некоторым своим предшественникам предсократовского периода на поле философии природы. Аристотель считал, что природа состоит из целой цепи форм — от наиболее простых до наиболее сложно организованных. Нет четких границ между соседними звеньями этой цепи. Одни формы жизни связаны с другими без больших скачков.

Эту идею Аристотеля, что природа не совершает скачков (natura поп facit saltus) приняли его последователи — натуралисты, и эта идея стала господствующей в естественных науках XVII и XVIII веков. Обоснованию ее способствовали анатомические исследования, сравнивающие строения различных живых существ. Эта непрерывная цепь творений тянулась от минералов, кристаллов, простых форм жизни до человека, занимающего наивысшую ступень в этой иерархической лестнице. Не колебались даже итти дальше, ставя над человеком существа чисто духовные, к которым относили ангелов.

На этой лестнице человек, состоящий из телесной и духовной субстанции, занимает как бы исключительное место, и поэтому, как двойственное в этом смысле существо, может называться Homo duplex — человек двойственный. Отдельные звенья цепи, находящиеся по соседству, не связаны между собой генетически, а являются лишь выражением общего плана, которым природу наделила сверхъестественная сила.

Как подчеркивает L. Eiseley, вся эта цепь форм является статической. Идея лестницы живых существ не кроет в себе никакой эволюционной мысли. Да и вообще, как сказано в библии, свет существует так коротко, что не было времени на какие бы то ни было эволюционные процессы, а виды, живущие в настоящее время, в том же виде существовали от самого сверхъестественного их начала. Этот же автор указывает, что общепринятую иерархическую лестницу живых существ можно было бы заменить эволюционной системой лишь в том случае, если, с одной стороны, признать существование нашей планеты с незапамятных времен, а с другой — изменчивость организмов.

Укреплению и распространению идей непрерывной цепи существ природы в большой степени способствовали философские взгляды Лейбница (1646- 1716), который вероятно происходил из семьи польских эмигрантов — Любенецких. Татаркевич пишет, что Лейбниц считает что: "каждое явление является индивидуальным, каждое отличается от каждого другого, нет двух одинаковых листков или капель воды, которые были бы совершенно одинаковы… Однако, хотя явления отличаются друг от друга, то все же близки друг другу, а в тех случаях, когда они недостаточно близки, то между ними имеются переходные формы. В природе нет скачков, есть только переходы. Явления составляют непрерывные ряды… Везде во вселенной господствует непрерывность, каждое явление — это переход между другими явлениями". Это состояние вещей Лейбниц сформулировал, как закон непрерывности (lex continui).

Концепция Лейбница цепи творений природы имела узко статический характер, не допускающий возможности каких бы то ни было эволюционных изменений, ни в преобразовании видов, ни в процессах эмбрионального развития. Лейбниц был также сторонником преформации в развитии зародыша. Какое бы то ни было изменение могло произойти только по воле "творца". Швейцарский натуралист Боннэ (1720-1793) был как преформистом, так и распространителем идей Scala Naturae в строго статическом значении. Боннэ открыл партеногенетическое развитие у мушек, в результате чего он стал решительным овистом, то есть признавал преформацию зародыша в яйце, и этих позиций не оставил до конца жизни. Согласно этому мнению в яйце находится совершенно сформированный зародыш и отец не может оказывать влияния на наследственность потомка. Если, однако, все же имеет место наследование некоторых признаков отца, то, по мнению Боннэ, это не является наследственностью в точном смысле этого слова, а имеется лишь какое-то влияние семени на развитие яйца, которое при этом может подвергнуться модификации.

Главным принципом Боннэ было отрицание возможности, каких бы то ни было изменений в онтогенезе, а тем самым и в филогенезе, и это следует иметь в виду, анализируя некоторые высказывания этого автора, которым приписывали эволюционный смысл. Когда Боннэ говорил о постоянном прогрессе видов ко всё большему совершенству, то считал, что этот прогресс зависит исключительно от воли "творца" ввиду чего зародыш следующего поколения может быть более совершенным. Гласе пишет: "растения могут, по мнению Боннэ, достигать стадии животных, устрицы и полипы — птиц и четвероногих, обезьяны — людей, а люди — ангелов. Всегда, однако, имеет место только видоизменение, а не эволюционные изменения. Каждый зародыш с самого начала носит в себе возможность стать чем-то другим, перейти в высший вид, как бабочка из яйца превращается в гусеницу, гусеница в куколку, а куколка в окрыленную форму".

Интересной философской разновидностью взглядов, основанных на принятии непрерывности существ, являются взгляды Гердера, ученика Канта, который, однако, потом был в оппозиции к своему учителю. И. Г. Гердер (1744-1803) являлся, как это определил Lovejcy, представителем течения, признающего прогресс в органическом мире, однако без эволюции. Поэтому предыдущие комментаторы необоснованно относили его в ряд предшественников эволюционных идей.

В своем труде "Идеи к философии истории человечества" само предположение возможности перехода одного вида в другой Гердер считал совершенно необоснованным и противоречащим самому себе парадоксом, тем не менее, его взгляды в определенном смысле приготовили почву теории эволюции. Гердер считал, что все более высоко организованные животные появляются на земле в определенной очередности. Каждый более высокий вид организации зависит от существования форм с более низкой организацией. Иначе трудно было бы себе вообще представить, как организмы могли удержаться в жизни, не находя своих предшественников в общей цепи живых существ. Должны были погибнуть миллионы моллюсков, прежде чем из скал, возникших из них, могла образоваться урожайная почва, что дало возможность жить другим существам. "Когда человек должен был овладеть землей и стать хозяином сотворения, должен был найти приготовленным свое местожительство. Поэтому поневоле он должен был появиться позже и в меньшем количестве, чем те, над которыми должен был господствовать".

Гердер, отбрасывая эволюционный процесс, должен был возникновение новых форм приписывать периодическим актам творения, хотя он об этом отчетливо не говорил. Принимая иерархическую лестницу живых существ, Гердер отдавал себе отчет в сходстве между человеком и обезьяной, но это сходство никогда не вызывало у него каких-нибудь эволюционных ассоциаций. Он ясно писал, что человек, и обезьяна никогда не составляли одного вида.

Гердер, говоря об очередном появлении все более высоких форм жизни, ответственным за это делает не Бога, а Природу. Он занимал исключительно теологические позиции, когда говорил об очередности появления все более высоко организованных существ, то есть усматривал целесообразность этих явлений и тем самым не может являться, как пишет Lovejoy, предшественником Дарвина, который исключал теологические объяснения из биологических наук.

Если Гердер не может считаться даже потенциальным сторонником эволюционизма, то тем более нельзя относить Канта к предшественникам Дарвина. Хотя, особенно немецкие писатели, часто представляли взгляды Канта как эволюционные и для подтверждения этого цитировали отдельные отрывки из его работ, более близкий анализ приводит к совершенно иным выводам. Кант не только не был эволюционистом, а был решительным противником эволюционных взглядов, вопреки утверждениям некоторых биологов, а особенно дарвиниста Геккеля. Для подтверждения этих выводов следует представить за Lovejoy те взгляды Канта, которые приводились в качестве свидетельства принятия им возможности биологической эволюции.

И. Кант (1724-1804) публиковал свои труды в те времена, когда эволюционные взгляды уже не были чужды широким кругам ученых благодаря статьям Мопертюи (Maupertuis) и Бюффона (Buffon). Уже потому, что он не считал возможным найти "механическое" объяснение жизненных явлений (которые согласно ему могут быть объяснены лишь признанием целесообразности), Кант не может быть поставлен в один ряд с натуралистами — эволюционистами, выбрасывающими из своих рассуждений понятие целесообразности.

Вопросом эволюции Кант занимался главным образом в своих антропологических статьях и в "Критике способности суждения". Вид является для него чем-то постоянным и неизменным. Если же, несмотря на это, из вида могут возникать различные разновидности, то только потому, что вид несет в себе новые признаки как бы в скрытой стадии. Таким образом, это не появление новых признаков, а только проявление их.

Кант писал, что прозорливость природы является просто изумительной, так как она хранит под спудом свойства, благодаря которым вид может приспособиться к климатическим и другим изменениям окружающей среды. В результате этого, вид, благодаря миграции и изменениям окружающей среды, может приспособиться к ним и стать как бы новым видом, но в действительности это лишь новая раса того же самого вида, которая появилась благодаря скрытому предрасположению, как только к этому возникла необходимость. Таким образом, ничего нового не возникает, все с самого начала содержалось в зачатках самого вида.

Из этого видно, что Кант был антиэволюционистом и преклонялся перед принципами преформации. Он не колеблясь утверждал, что каждый вид остается верен своему роду. Ничего поэтому удивительного, что Кант принимал как незыблемую истину те строки из Генезиса, в которых говорится о происхождении органического мира. Согласно ему, обязателен не только принцип возникновения живых форм из живых (generatio univoca), но также обязателен и принцип образования таких же самых потомственных форм из родительских (generatio homonyma). Возникновение форм, отличных от родительских (generatio heteronyma) Кант исключал, так как, по его мнению, этому утверждению противоречат непосредственные наблюдения.

В опубликованной в конце своей жизни "Антропологии" Кант высказывал взгляды, которые, по мнению некоторых авторов, указывают на определенные изменения предыдущих его позиций, в духе принятия возможности эволюции. В этом случае речь идет о возможности эволюционных изменений человекообразных обезьян в человека. Однако Lovejoy иначе объясняет эти высказывания Канта, связывая их с некоторыми взглядами Боннэ.

Боннэ считал, что Земля прошла через ряд очередных эпох, каждая из которых закончилась катаклизмом, в котором огонь уничтожал все живое. Принимая, однако, во внимание неизмеримую доброту Творца, из каждого катаклизма выходили целыми зародыши жизни, которые в следующую эпоху давали начало новым, но уже более высоким формам жизни. Потому и современный нам орангутанг может в следующей катастрофе дойти до ранга человека.

Кант, принимая гипотезу Боннэ, высказывал мысли о связи человека с человекообразными обезьянами в будущем, однако он не принимал во внимание прошлой истории человека. Вот почему Кант был далек от эволюционных взглядов, по которым уже в то время велась широкая дискуссия, особенно среди группы французских философов и натуралистов.