ПОСЛУШАЕМ И ДРУГУЮ СТОРОНУ
Anbiatur et altera pars.
(Пусть будет выслушана и другая сторона)
Латинская поговорка.
аше представление о знахарстве и народной медицине будет видимо полнее, если выслушать суждения самих представителей народной медицины. Одним из них, признанным в Дагестане, считается Саид — бек Абдулмажидов. Он — специалист по лечебным травам, травознай. Саидбек именно такой, каким его описывают корреспонденты газет — самобытный, надежно кряжистый и общительный. Внешне похож на писателя Гиляровского: высокий лоб, излом бровей, бравые усы и пышная кучерявая шевелюра; открытый, с лукавинкой взгляд карих глаз. В его одежде, как и в нем самом, современное удачно гармонирует со старинно-патриархальным: модный костюм и лихо заломленная папаха, белая рубашка с галстуком и старинный пояс с серебряными подвесками ажурной работы.
Не менее самобытен внутренний мир Саидбека: мыслит
оригинально, кругозор достаточно широкий, много читает; и самое интересное — пишет искрометные, с легким юмором стихи на русском языке. Они оставляют радость открытия чего-то чистого, хорошего, согревающего душу. Вот хотя бы эти строки:
Не трудно строки рифмовать,
Куда труднее быть поэтом.
Вот ты решил стихи писать,
И просишь дельного совета.
Ну, что ж! Коль просишь — научу:
Дождись, когда в горах стемнеет,
И выйди к звонкому ручью,
А от него сверни левее.
Там чёрный камень мхом оброс —
Его найдёшь у старой груши.
И прикурив от ближних звёзд,
Садись и слушай. Долго слушай.
Но не засни случайно, друг:
В урочный час цветы и камни,
Деревья, травы — всё вокруг,
Зашепчут тихими стихами.
Ничто стихов не утаит,
Они тебе взволнуют душу…
Вот их и выдай за свои,
Когда сумеешь то подслушать.
Трудно удержаться от соблазна сравнить Саидбека с древними врачами, которые одновременно были и философами, и поэтами, и мудрецами. Возникают ли такие же ассоциации у самого Саидбека неизвестно, но о том, что он помнит и почитает древних лекарей, истинных и мифических, свидетельствуют имена его детей: старшую дочь он назвал Авиценной, младшую Панацеей, старшего сына — Лукманул-Хакимом, которому в народных преданиях приписывают знание языка
трав и считают основателем нынешней эмблемы медицины; младшему сыну дал имя знаменитого сирийского врача и философа Абульфараджа.
Травы Саидбек любит как нечто одушевленное, как любит ягнят, птичек или детей. Собирать растения и готовить из них лекарства самому или сдавать в аптеку — давнишняя страсть Саидбека, и делает он это с большим знанием дела. Знает также и о том, какую траву применять при каких заболеваниях; много читает об этом и имеет большой личный опыт. Но вот о механизме их действия на организм имеет весьма своеобразные представления. Например, он считает, что польза раз— дражающего корня раскрывается прямо на глазах: еще не кончил втирание, а кожа уже красная — значит начинается прилив крови, а с нею — жизненной силы. Поэтому, считает он, втирание корня оказывает благотворное влияние при любой болезни. Мои пояснения о-том, что, во-первых, прилив крови к коже еще не значит прилив ее к глубоко расположенным органам и, во-вторых, не всегда прилив крови идёт на пользу органу, например, он ускоряет рост опухоли и обостряет воспалительный процесс, не убеждают его.
Причиной смерти одного известного человека с запущенным раком желудка, к которому кроме многих других врачей и представителей народной медицины пригласили и его, он считает не рост опухоли (своими травами он якобы приостановил ее рост), а главным образом закупорку жёлчных ходов воском из-за долгого применения прополиса.
Эти суждения я привожу как типичные для представителей народной медицины, познания в этой области у которых находятся обычно на уровне среднего обывателя, реже — на середине между ним и профессиональным врачом, и именно поэтому они более доходчивы для ума и сердца широкого круга людей.
Хотя Саидбек, как и все представители народной медицины, явно недооценивает диагностику, отношение его к научной медицине в целом уважительное, но ко многим установкам ее относится явно критически. Суждения его в этом плане часто поверхностные и неожиданные, но кое в чем с ним все ж-е трудно не согласиться. Где недостаточны знания, там на помощь ему приходит природный ум и острое чутье, что помогает правильному виденйю ситуации.
У Саидбека нарывает палец. Лечится своими средствами, но не помогает. Ночь не спал, осунулся. Палец опухший, через кожу просвечивается гной. Надо вскрыть и тут Саидбека долго уговаривать не приходится, он и сам это понимает: «Трава не взяла — не сумела пробить кожу. Значит нужен нож». Я послал его к знакомому хирургу в поликлинику, тот вскрыл нарыв, и Саидбеку стало значительно лучше. Саидбек доволен хирургом, но считает, что он сделал два разреза совершенно напрасно — вполне мог бы обойтись одним. Я объясняю, почему два разреза по бокам менее ущербны, чем один посредине: при срединном разрезе, во-первых, повреждается влагалище сухожилия сгибателя кі инфекция по ней может распространиться вверх по руке и, во-вторых, рубец на подушечке пальца всегда будет причинять неудобства. При этом, продолжая наш постоянный спор о соотношении народной и научной медицины, невеликодушно ставлю этот факт на чашу весов в пользу последней:
— Между прочим, эта деталь — азбучная истина в медицине, о ней знают не только хирурги, но и врач любого профиля.
— Если бы я собирался оперировать больных, я тоже знал бы об этой детали,— резонно заявляет Саидбек.— И я не уверен, что вашему терапевту необходимо это знать. Сенека — утверждал, что полезно знать основное из того, что может служить тебе постоянно, чем учиться многим бесполезным вещам.
— А что ты считаешь бесполезным из того, чему мы учим студентов и врачей?
— Всего я не могу знать, потому что я не обучался в ин-
ститутс. Но кое-что могу сказать. Сколько из ваших выпуск — г ликов становится хирургами?
— Примерно десять процентов.
— Остальные?
— Ещё десять процентов — акушерами-гинекологами, остальные 80 процентов — терапевтами.
— А хирургию изучают все студенты, в том числе и будущие терапевты. Для* чего?
— Как для чего? Ведь терапевту, когда ставит диагноз, приходится дифференцировать все болезни, в том числе и хирургические. 4
— Дифференцировать — да, но зачем обучать будущего терапевта технике операции? Он же её никогда не сделает.
— Могут возникнуть ситуации, когда и терапевту надо срочно переквалифицироваться в хирурга…
— Значит, на всякий случай. И в то же время он не знает многое из того, что будет нужно ежедневно. Не напоминает ли такой врач путника, который нагрузил на себя массу вещей на всякий случай и не прихватил самое необходимое?
— В чем-то здесь ты, может быть, и прав. Но если продолжать такую аналогию, то не похож ли твой брат народный лекарь на путника, который не прихватил с собой ни лишнего, ни самого необходимого?
— За всех я не ручаюсь, но у меня, я считаю, есть всё для той деятельности, которой я занимаюсь.
— Что именно?
— Травознайство.
— Это — да. А лечение больных?
— Больных же я лечу травами.
— Ты знаешь травы, Саидбек, а больных— нет. Человеческий организм слишком сложная штука, нужны годы для того, чтобы понять процессы, которые происходят в нем, и научиться воздействовать на них. Поэтому тебе надо заниматься травами — собирать их, готовить из них лекарства, пропаган-
дировать; ты это умеешь делать хорошо, даже талантливо, а больных оставить врачам.
— Не могу: я, конечно, травознай, но прежде всего я — человекознай. Я люблю и знаю травы, но ещё больше люблю и знаю человека. Без непосредственного общения с ним я высохну. Не думай, что общение это мне нужно для своей выго
ды: за лечение я не беру плату. Кстати, и для большинства моих коллег травы — больше хобби, чем средство для существования. Общение с больным мне нужно для того, чтобы я видел плоды своей работы. Без этого стимула я не смогу работать с одухотворением.
Я верю Саидбеку, потому что знаком с ним давно, лет двадцать, и знаю его как прямого и честного человека. Сейчас, видимо, задета самая чувствительная его струнка: хотя он и пытается казаться спокойным, но блеск расширенных глаз, излом бровей и побледневшие от напряжения морщины на лбу выдают его взволнованность. Сколько бы мы ни говорили на эту тему, всегда каждый из нас остается при своем мнении.
— Жаль, что ты не стал врачом, с твоими данными из
тебя получился бы отличный врач,— стараюсь я разрядить обстановку.
— А я не жалею,— парирует Саидбек и его голос с кло — котцом отбивает слова четче обычного, а манерные движения головы и рук как бы подчеркивают то, что он говорит.;— Я не жалею, потому что будучи врачом я не смог бы познать народную медицину так, как познал, не научился бы понимать язык и мысли трав!
— Как же все-таки быть, Саидбек? Ведь как бы глубоко ты не знал травы и природу человека, занятия медицинской практикой без врачебного диплома — это знахарство.
— Ну и что? Как врачи, так и знахари бывают разные: есть шарлатаны, а есть честные, порядочные люди. Гиппократ, Авиценна, аль Фараби и другие знаменитые лекари прошлого, между прочим, тоже не имели врачебных дипломов.
•— Дело не в дипломах. Диплом — это как бы мандат, удостоверяющий наличие у его владельца минимума знаний и моральной зрелости, чтобы доверить ему человеческую жизнь. А врачи, которых ты назвал, не только владели этими знаниями, но и были на их вершине.
Саидбек приводит ряд примеров, свидетельствующих о том, что не все врачи с дипломами имеют минимум знаний и минимум честности, чтобы доверить им здоровье человека.
— Однако есть закон, Саидбек, и он запрещает заниматься врачебной деятельностью лицам, не имеющим врачебного диплома. Как же быть?
После некоторой паузы, Саидбек другим тоном, как будто и не было спора, говорит:
— Между прочим, я не занимаюсь врачебной деятельностью. Я пользуюсь готовым диагнозом, который ставите вы, врачи.
Сходимся на том, что, если врач сочтет возможным того или иного больного направить к травнику или другому представителю народной медицины на лечение травами, втираниями, массажем, иглоукалыванием, то ничего плохого в этом нет, лишь бы был врачебный контроль.
— А чтобы врач мог пользоваться травами и другими народными средствами,— говорит Саидбек,— надо, чтобы он знал об этих средствах. Надо, чтобы в институте преподавали фармакоботанику.
— Многие врачи,— продолжает Саидбек,— увлекаются^ уколами, а есть больные, и не только дети и старики или робкие, но даже очень во всём смелые люди, которые боятся уколов, плохо переносят их. Разве нельзя им часть уколов заменить травами? Например, витамины, глюкозу и другие. А разве нельзя больных с такими заболеваниями, как насморк, простуда, радикулит, боЛи в суставах, отложение солей, язвы и прочие, отдать на попечение травников и честных знахарей? Меньше стало бы очередей в поликлиниках и больницах.
С этим, конечно, я не соглашаюсь: так называемые про
студы, радикулиты и прочие безобидные на первый взгляд заболевания нередко служат масками более грозных болезней, которые опасно запускать.
— Между прочим,— продолжает Саидбек,— мы, народные лекари и знахари, можем помочь и там, где профессиональные врачи бессильны. Речь идет о больных раком, белокровием, параличами и другими неизлечимыми болезнями. Ставя этот диагноз, врач беспомощно опускает руки. Больной чувствует, что уже не пытаются ему помочь и ждут его смерти. Таким больным две дороги: или писать жалобы на врачей или обращаться к знахарю. Почему нельзя врачу в таких случаях самому пригласить нас на помощь? Конечно, мы тоже не вылечим его, но у нас много способов облегчения его физических и душевных страданий. Наши травы и процедуры не только уменьшают его боли, улучшают самочувствие, на и разнообразят его существование, на худой конец создают видимость лечения и отвлекают больного от тяжелых мыслей.
— Логичная мысль,— соглашаюсь я с этим. Ведь работают же параллельно и сотрудничают между собой азиатская и европейская медицины в ряде восточных стран, например, во Вьетнаме и Лаосе. Большинство больных первоначально обращаются к национальным врачам, те лечат, кого могут, а кого не могут, направляют к европейским врачам. Вооруженные современной лечебной и диагностической техникой и глубокими знаниями, представители ортодоксальной медицины точнее ставят диагнозы и проводят прицельное лечение сложных болезней, несравненно эффективней оказывают экстренную и хирургическую помощь. Тем не менее, какая-то часть больных оказывается не под силу и им, я полагаю, это — запущенные, бесперспективные больные. Вот они и возвращаются обратно к народным лекарям, естественно, для симптоматического лечения и психотерапии… Во всем этом есть свой резон. Трактор не отвергает соху, если она пашёт там, куда сам не может добраться… Хотя я не представляю себе в деталях, как впишется представитель народной медицины в существующую структуру здравоохранения…
— И последнее,— продолжает Саидбек,— вам, представителям научной медицины, не хватает самокритичности. Не мешало бы вам почаще ставить себя на место больного и его родственников. Тогда вы заметите и бюрократизм, и бездушие, и высокомерие, и беспардонную саморекламу и даже прямой обман, и много других отрицательных явлений в своей среде. Ведь больной обращается к знахарю не от хорошей жизни. Если бы он получил без затруднений квалифицированную помощь у врача, как это предусмотрено законом, то с какой стати ему обращаться к знахарю, за услуги которого надо платить? Бороться против знахарей-шарлатанов, конечно, надо. Но не менее важно бороться против бездарных, малограмотных и корыстных эрачей. Это нелегко и требует больше мужества, чем борьба с находящимся вне закона знахарем.
Что ж, как утверждал Б. Паскаль, мы должны быть благодарны тем, кто указывает нам на наши недостатки.